1
Пишут: 17-го свободен?
Отвечаю: занят. А что будет?
Отвечают: Жванецкий.
Я тут же освободил 17-е. Стал долго думать, какой портрет снять. Перебрал множество вариантов. Остановился на первом.
В день съёмки взял стойку, потом ещё одну и пару зонтов. Три вспышки. Три комплекта батареек. Этим можно было обставить любое помещение и заявить о профессионализме, ещё не начиная съёмку.
До концерта снимать запретили. На концерте было разрешили без вспышки, но потом — запретили. Оставили тлеющую надежду на снимок после.
Случился концерт, случились аплодисменты, спустились на первый этаж, потянулись за верхней одеждой.
Вдруг говорят — идёт. И правда: есть возможность сфотографировать. Обступили со всех сторон, фотографируются: автографы теперь не в моде — поди докажи, чья это закорючка. То ли дело — вот, кадр! Вот я, вот он. Если смотришь в интернете — ставь лайк. Если не в интернете — восхитись при мне.
С трудом пробрался сквозь толпу желающих. Подошел и говорю: «Михал Михалыч, можно Вас в главной роли сфотографировать?» Мысль про главную роль понравилась, тут же отделились от поклонников.
Вспомнил про две стойки, три вспышки и комплекты батареек. Их очень удобно расставлять в планах. Тут — ни времени, ни места. Оглянулся, нашел афишу с подсветкой и сфотографировал рядом с ней.
Поблагодарил и под его звонкое мальчишеское «Спасибо! Всё! Пока!» мы расстались.
Домой шёл вприпрыжку. Ловко перебирая ногами спустился в переход. Собрался было пробежать вниз по длинному эскалатору в метро, но вовремя опомнился: всё ж в руках две стойки, пара зонтов и ещё рюкзак с аппаратурой за спиной.
Отвечаю: занят. А что будет?
Отвечают: Жванецкий.
Я тут же освободил 17-е. Стал долго думать, какой портрет снять. Перебрал множество вариантов. Остановился на первом.
В день съёмки взял стойку, потом ещё одну и пару зонтов. Три вспышки. Три комплекта батареек. Этим можно было обставить любое помещение и заявить о профессионализме, ещё не начиная съёмку.
До концерта снимать запретили. На концерте было разрешили без вспышки, но потом — запретили. Оставили тлеющую надежду на снимок после.
Случился концерт, случились аплодисменты, спустились на первый этаж, потянулись за верхней одеждой.
Вдруг говорят — идёт. И правда: есть возможность сфотографировать. Обступили со всех сторон, фотографируются: автографы теперь не в моде — поди докажи, чья это закорючка. То ли дело — вот, кадр! Вот я, вот он. Если смотришь в интернете — ставь лайк. Если не в интернете — восхитись при мне.
С трудом пробрался сквозь толпу желающих. Подошел и говорю: «Михал Михалыч, можно Вас в главной роли сфотографировать?» Мысль про главную роль понравилась, тут же отделились от поклонников.
Вспомнил про две стойки, три вспышки и комплекты батареек. Их очень удобно расставлять в планах. Тут — ни времени, ни места. Оглянулся, нашел афишу с подсветкой и сфотографировал рядом с ней.
Поблагодарил и под его звонкое мальчишеское «Спасибо! Всё! Пока!» мы расстались.
Домой шёл вприпрыжку. Ловко перебирая ногами спустился в переход. Собрался было пробежать вниз по длинному эскалатору в метро, но вовремя опомнился: всё ж в руках две стойки, пара зонтов и ещё рюкзак с аппаратурой за спиной.
Михаил Жванецкий
2
Самое удивительное: Дом Мельникова до сегодняшнего дня я вживую не видел. Заочно, конечно, мы встречались многократно — в статьях, дискуссиях и разговорах — но не в Кривоарбатском переулке. До сегодняшнего дня.
Деталей множество! Почтовый ящик на заборе с прозрачной задней стенкой — из окна видно, пришло письмо или нет. Не хочешь назойливых почтовых уведомлений — просто не смотри в окно.
Телефон в доме с первого на третий этаж — труба в стене, работает всегда. Нагнулся над черным диском трубы, сказал, что хотел, и ждешь, что ответят снизу (или наоборот). Не слишком удобно, зато, повторюсь, работает безотказно: не разряжается и не надо менять каждую осень на новую модель.
Окна причудливы — спорят с цилиндром здания, кому первому произвести впечатление на гостя или прохожего. Часть оконных функций передана неприметным задвижкам в стенах — их открыть удобнее, чем две рамы в шестиугольном проеме, а свежий воздух легко проникнет внутрь и через эти небольшие отверстия.
Но это всё мелочи, быт. Для Мельникова между этими словами не запятая, а знак равенства. Куда важнее другая составляющая его дома — идейная.
Первый этаж мрачен. Наверняка, в доме было светлее, пока современные постройки не взяли его в кольцо. Наверняка, в ясный день солнце лучше освещает комнаты. Но это тем не менее пространство-функция: здесь кухня, санузел, будуар, кабинет и спуск в подвал, где спрятана отопительная система. Есть еще пара комнат для учебы детей, но их интерьер — слабое подспорье просвещению: у каждого ребенка по одному маленькому шестиугольному окну перед небольшим письменным столом. Мрачно.
Но есть лестница на второй этаж, там пространство уже не нарезано как пирог: помещений теперь два — гостиная и спальня. Но об этом думаешь позже: окно — огромное, во всю высоту этажа — вот, что увлекает сразу же. Масштабы новые, без намека на недавнюю тесноту. Стоишь перед окном и не понимаешь: то ли ты на «сцене» и свет падает на тебя через окно, то ли сцена перед тобой — за стеклом, снаружи. Но главное впечатление — «портал», который освещает пространство гостиной. На полу — ковер, привезенный из Парижа в 1920-е, вокруг — сиреневые стены, тон которых подобран к ковру (именно в такой последовательности), а интерьер как будто состоит из двух частей: лицом к окну оказывается модерновым, наоборот же — авангардным. И первый этаж как будто и не под тобой, а где-то в прошлом. Не возвращаться же отсюда вниз: в мрак и быт! Только выше — на третий этаж!
Он — кульминационный. Три ряда шестиугольных окон, выход на террасу, белый цвет стен — свет здесь повсюду. Его непривычно много — даже после «сцены» на втором этаже. Но это первые ощущения, потом оглядываешься вокруг: мольберты, холсты, стол, карандаши и бумага. Мастерская. Можно творить! Надо только предварительно сообщить вниз, чтобы никто не отвлекал – по внутреннему телефону.
ноябрь 2018 г.
Деталей множество! Почтовый ящик на заборе с прозрачной задней стенкой — из окна видно, пришло письмо или нет. Не хочешь назойливых почтовых уведомлений — просто не смотри в окно.
Телефон в доме с первого на третий этаж — труба в стене, работает всегда. Нагнулся над черным диском трубы, сказал, что хотел, и ждешь, что ответят снизу (или наоборот). Не слишком удобно, зато, повторюсь, работает безотказно: не разряжается и не надо менять каждую осень на новую модель.
Окна причудливы — спорят с цилиндром здания, кому первому произвести впечатление на гостя или прохожего. Часть оконных функций передана неприметным задвижкам в стенах — их открыть удобнее, чем две рамы в шестиугольном проеме, а свежий воздух легко проникнет внутрь и через эти небольшие отверстия.
Но это всё мелочи, быт. Для Мельникова между этими словами не запятая, а знак равенства. Куда важнее другая составляющая его дома — идейная.
Первый этаж мрачен. Наверняка, в доме было светлее, пока современные постройки не взяли его в кольцо. Наверняка, в ясный день солнце лучше освещает комнаты. Но это тем не менее пространство-функция: здесь кухня, санузел, будуар, кабинет и спуск в подвал, где спрятана отопительная система. Есть еще пара комнат для учебы детей, но их интерьер — слабое подспорье просвещению: у каждого ребенка по одному маленькому шестиугольному окну перед небольшим письменным столом. Мрачно.
Но есть лестница на второй этаж, там пространство уже не нарезано как пирог: помещений теперь два — гостиная и спальня. Но об этом думаешь позже: окно — огромное, во всю высоту этажа — вот, что увлекает сразу же. Масштабы новые, без намека на недавнюю тесноту. Стоишь перед окном и не понимаешь: то ли ты на «сцене» и свет падает на тебя через окно, то ли сцена перед тобой — за стеклом, снаружи. Но главное впечатление — «портал», который освещает пространство гостиной. На полу — ковер, привезенный из Парижа в 1920-е, вокруг — сиреневые стены, тон которых подобран к ковру (именно в такой последовательности), а интерьер как будто состоит из двух частей: лицом к окну оказывается модерновым, наоборот же — авангардным. И первый этаж как будто и не под тобой, а где-то в прошлом. Не возвращаться же отсюда вниз: в мрак и быт! Только выше — на третий этаж!
Он — кульминационный. Три ряда шестиугольных окон, выход на террасу, белый цвет стен — свет здесь повсюду. Его непривычно много — даже после «сцены» на втором этаже. Но это первые ощущения, потом оглядываешься вокруг: мольберты, холсты, стол, карандаши и бумага. Мастерская. Можно творить! Надо только предварительно сообщить вниз, чтобы никто не отвлекал – по внутреннему телефону.
ноябрь 2018 г.
3
На фото — павильон Dior, в котором отражается (искажается - тоже) буквально всё, что его окружает: от кремлёвских башен до прохожих, с упоением фотографирующихся напротив зеркальных стен.
Через полгода после демонтажа павильона на Красной площади появится таких же размеров чемодан Louis Vuitton, в котором своего отражения будет не найти, и станут «слышны» многочисленные реплики в Сети: «Как же так, такой исполин, да посреди Красной площади?!»
Через полгода после демонтажа павильона на Красной площади появится таких же размеров чемодан Louis Vuitton, в котором своего отражения будет не найти, и станут «слышны» многочисленные реплики в Сети: «Как же так, такой исполин, да посреди Красной площади?!»
